На земле, ставшей для кыргызов родиной, много удивительных памятников Ислама. И прежде всего – в самом языке. Ведь имена пророков и мусульманских подвижников стали кыргызскими географическими названиями.

Например, знаменитый целебный источник Холодный Ключ в окрестностях Джалал-Абада местными жителями называется «Хазрет-Айюб». Якобы там похоронен прах  Айюба, библейского Иова. Свой след на кыргызской географической карте невероятным образом оставил и суфизм, сочетавший, как известно, истины Корана с античной философией: одно поселение именуется Афлатун, а этоарабское и персидское написание имени Платона… Несмотря на целеустремленную разрушительную работу советских атеистов, уцелели и некоторые материальные памятники. Это и величественный узгенский минарет, возвышающийся над великолепными мавзолеями Караханидов. И старинное сооружение с изогнутой кровлей в прииссыккульском Караколе – так называемая «Буддийская Мечеть» (китайская кумирня, ставшая особо чтимой мечетью).

И, конечно, дивное чудо природы, вырастающее посреди древнего Оша: гора Тахт-и-Сулейман, Трон Соломона. По преданию, на этой горе, окруженной почитаемыми мазарами, похоронен иудейский царь и мудрец, легендарный Экклезиаст, повелевавший джиннами… На вершине горы полтысячелетия простояла небольшая мечеть, воздвигнутая будущим «Великим Моголом», завоевателем Индии, замечательным тюркским поэтом Бабуром. В ночной темноте этот «белый домик» выглядел фантастично: окруженный крупными звездами и увенчанный полумесяцем (не бронзовым, а настоящим!) купол…

Я видел эту картину каждый вечер, ведь ранние мои годы прошли на юге Кыргызстана и окна квартиры моих родителей были повернуты на Сулейман-гору… И еще одно ослепительное воспоминание, уже не вечернее, а утреннее: несметная толпа богомольцев, поднимающихся к Бабуровой мечети и влекущих за собою жертвенных баранов. Вся гора шевелилась и текла яркими лоскутами праздничных одежд… Терпение властей однажды, в некий неистовый год хрущевского «волюнтаризма», истощилось: обряды были воспрещены, мечеть разрушена, сама Сулейман-гора переименована (не нашли лучшего наименования, чем вульгарное «Гора Красивая»).

Лишь через десятилетия все, говоря словами царя Сулеймана, «вернулось на круги своя». И мечеть, восстановленная на пожертвования мусульман и русских археологов (в том числе моего учителя Ю. А. Заднепровского), вновь стала местом молитвы. Молятся здесь и паломники из самых отдаленных стран. Побывала, между прочим, и Беназир Бхутто, ведшая свое родословие от Бабура…

Я родился в Ленинграде в семье, пережившей блокаду, но, еще будучи младенцем, оказался в Ферганской долине, на кыргызском Юге. Кыргызстан – моя родина, подарившая мне сияющее серебро хребтов Тянь-Шаня, пронзительную прохладу мчащихся рек, свежесть ореховых лесов. И сверх того – гостеприимство своих чабанов и дружбу своих поэтов. Здесь очень рано я догадался о том, что вероисповедание выбирается народом не случайно, что этот выбор определяется и особенностями национального характера, и даже чертами пейзажа – жгучей бирюзой небес, лазуритом плещущей воды.

Земля, в которую я в детстве закапывал урюковые, персиковые, дынные косточки, иногда прораставшие, была поистине Землей Ислама. «Люблю я осень жгучих стран Аллаха, Гранатовую, влажно-золотую, Могучую, тугую густоту Исчерпанности смертной изобилья. Здесь детским сердцем я узнал Ислам И в облаках увидел неземное».

Сулейман-гора

Сулейман-гора, Сулейман-гора,

Пестрая гора, полая гора!

Ты откуда к нам, ты идешь куда?

Душно по холмам зацвела джидда…

Изнемог пророк и промолвил: «Хош!»

И – рекой потек гордый город Ош.

Небеса в овраг льются с вышины…

И под аркой так нежно-зелены.

Шел народ в байрам, – шли, отринув прах, –

Скалы, – здесь и там – в красных лоскутах.

Реял, мельтеша, жертвенный багрец.

Жалось, как душа, блеянье овец…

Тысячами тел сглажена скала,

Звезд лиловый мел режет зеркала.

И с утесов здесь сбрасывали жен…

Желтый факел днесь – газовый – зажжен.

Белый, белый дом сломан, сброшен вниз.

В облаке пустом месяц твой завис.

Имя у тебя отнято, гора,

Камень твой дробя, ходят грейдера…

Но, что было сил, держишь знамена,

Зеленью могил имени верна!

…Вот повеет зной и весной обдаст.

За твоей стеной спит Экклезиаст.

И глядит в туман Сулейман-гора,

Словно великан вышел из шатра.

Входит караван, кузнецы гремят,

И горит, багрян, под горой гранат.

1976

Хазрет-Айюб

В Джалал-Абаде похоронен Иов.

Паломники в купальню входят, где

Я в детстве плавал в долготерпеливой

Йодистой и сернистой воде.

В той мусульманской ласковой купели

Благословенья не заметил я,

И столько мы с тобой перетерпели,

Насыщенные днями, жизнь моя!

Что овцы мне с ягнятами своими,

Онагры и в потомстве торжество!

Делами озабочены моими

Создатель и архангелы Его!

1996

Ош

Древний город с горой Сулеймана

Так легко разломать, размолоть,

Но солома и глина самана,

Это – жизнь моя, память и плоть!

Кирпичи и мешки алебастра,

Шлакоблоки и комья земли –

Где горели костры Зороастра,

Где исламские толпы текли.

Повторяя псалмы или суры,

Вижу в облаке нынешних смут,

Как верблюдов понурых фигуры

В отдаленное детство бредут.

Словно старую книгу раскрою,

И, как светлое пламя, обдаст

Твой гранатовый куст под горою,

Где покоится Экклезиаст.

Михаил Синельников, Москва