"Хоть я велик и необъятен, но я Адам, я человек, Я сотворение вселенной,- но в сотворенье не вмещусь" (Насими)

«Разночтивое» восприятие Насими

Без боязни ошибиться, крупнейшего азербайджанского поэта конца XIV в., основоположника традиции письменной поэзии на азербайджанском языке Сеида Имадеддина Насими можно назвать одной из исторических фигур мировой значимости, вокруг которого до сих пор идут споры. Для кого-то он - ярый безбожник или, если помягче, "неправильно верующий"; для вторых - человек не от мира сего, вплоть до его нередкого обвинения в одержимости и сумасшествии; для третьих - выдающийся романтик, в основу всего сущего на земле ставивший любовь и воспевавший ее, и т.д. О Насими пишут как мусульмане, так и представители других мировых религий; среди интересующихся и любящих его поэзию - немало причисляющих себя к атеистам.

При всем при этом, вряд ли кто возьмет на себя смелость однозначно утверждать о полном понимании сказанного (подразумеваемого) основателем азербайджанского дивана (около 15 тыс. строк) и дивана на персидском (около 5 тыс. строк). Да это и не удивительно, т.к. каждый слышит Насими по-своему. От этого - различные варианты определения направленности творчества поэта. Или, скорее, его внутреннего мира. Поэтому одни воспринимают Насими символом героизма и несгибаемости, несмотря ни на что, оставшегося верным собственным убеждениям. Другие, -  считают его полностью отошедшим от Ислама, в связи с чем казнь поэта признают оправданной. 

Безусловно, отношение многих к этой личности, как к лирическому автору, общеизвестно. Однако, великолепно отображаемая поэтом Любовь (в различных ипостасях) демонстрирует ее не в качестве отвлеченно-самостоятельного островка жизни, а как производную духовной составляющей Природы и человека, всего сущего. Данная канва характеризует практически все произведения Насими, оттеняя значимость сказанного им. Посему, вне зависимости от восприятия поэта бунтарем, романтиком или помешанным, нельзя не признать передачу им Божественности мира тончайшими красками.

Причина же негативного отношения к творчеству Насими немалого количества мусульман кроется в неприятии ими поэзии "исламским форматом". Правда, многие сторонники такого взгляда вполне допускают определение коранических аятов, как стихов, и представление непосредственно Корана шедеврально-уникальнейшей формой передачи слов Аллаха в красивейшем литературном изложении. А невосприимчивость к "обыденной" поэзии обосновывают ссылкой на Откровение: "За поэтами следуют заблудшие", блуждающие "по всем долинам" (слагают стихи на любые темы) и говорящие то, "чего не делают". Но ведь цитируемый аят имеет продолжение, конкретизирующее, что сказанное "не относится" к уверовавшим, совершающим "праведные деяния, многократно" поминающими Аллаха и защищающимися "после того, как с ними поступили несправедливо" (сура "Поэты": 224-227).

В то же время, возможно, что, наряду с поэтической "неблагонадежностью" Насими, причиной неприятия поэта в ряде кругов уммы являются его хуруфитские воззрения.

Величие человека через призму Божественного акта

Лейтмотивом практически всех биографических выкладок о Насими является констатация следования им (с началом творчества) за идеями  знаменитого суфийского шейха Шибли. Далее фиксируется, что он оказался поклонником персидского суфия, поэта X в. Гусейна Халладжа Мансура, по приговору духовенства повешенного в Багдаде из-за фразы: “Ана ал-хакк” (”Я - истина, я - Бог”). В целом, Мансур утверждал о нахождении в каждой личности частицы Бога. Ну а затем почти все биографы подходят к этапу становления Насими хуруфитом (от "хуруф" – араб. “буквы”).

В данном контексте обычно принято конкретизировать одну из основных идей хуруфитской концепции - зухур. В это понятие сторонники движения включали проявление Божественного начала в человеке, а именно - становление индивида центром, вокруг которого развивается вселенная. Тонкость тут в том, что именно данный взгляд нередко является основой вывода об уподоблении хуруфитами человека Богу. Однако, здесь далеко не все так однозначно, мягко говоря.

Непосредственно Насими никогда не отрицал существование Бога и, воспевая человека, как величайшего творения Создателя, практически признавал уникальность содеянного Аллахом. В свете сказанного целесообразно обратиться к Корану: "Вот Мы сказали ангелам: «Падите ниц перед Адамом!»" (сура "Ночной Перенос": 61). Иблис ослушался Господа, в связи с чем Аллах не просто заинтересовался причиной: «О Иблис! Что помешало тебе пасть ниц перед тем, кого Я сотворил Своими обеими Руками?", а конкретизировал: "Ты возгордился или же принадлежишь к числу превозносящихся?" (сура "Сад": 75). Ответ Дьявола общеизвестен, поэтому мы не будет останавливаться на нем, а лишь зафиксируем придание Всевышним своим уточняющим вопросом к Иблису значимости человека, его роли во Вселенной в качестве наилучшего (любимого) создания Аллаха. Т.к. не признающий этого, согласно Откровению, возгордившийся или превознесшийся.           

Таким образом, Насими проповедовал величие (уникальность) человека, которому Создатель "подчинил" то, "что на небесах, и то, что на земле", сполна одарив "Своими явными и незримыми благами" (сура "Лукман": 20). Нередко утверждается, что блестящие слова из знаменитой газели:

"В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь.

Я - суть, я не имею места, и в бытие я не вмещусь.

Все то, что было, есть и будет - все воплощается во мне.

Не спрашивай. Иди за мною. Я в объяснения не вмещусь"

Насими посвящает человеку. Но разве не о Всевышнем тут идет речь? Да и вообще, если повнимательнее прислушаться к сказанному в этой блестящей газели, она предстанет потрясающим художественным отражением беседы разумнейшего существа с Творцом, в которой благодарное и преданное создание не боится делиться вслух собственными мыслями (думами).

Важнейший нюанс такого трепетного отношения Насими к людям в том, что в тот период жизнь человека была обесценена. Десятки тысяч ни в чем не повинных лиц гибли в мясорубке геополитических баталий. А параллельно власть имущие относились к основной массе как к собственной вещи, не имеющей души. Насими же своими стихами протестовал против этого произвола, в корне противоречащего словам Аллаха о человеке. Именно отсюда высвечивается пропагандируемая поэтом "связка" (спайка): "Бог - человек" (Создатель - любимое создание), т.к. Аллах "ближе к нему [человеку], чем яремная вена" (сура "Каф": 16). Насими ни в кой мере не обожествляет творений Господа, да и вряд ли, прекрасно зная Коран, он мог позволить себе что-то подобное. Мыслитель, каковым и был Насими, всего лишь стремился продемонстрировать реальнейшую суть Богосозданного человека. Не подобия Аллаха, а Его величественнейшего творения, помещаемого в основу предусмотренного Всеведающим Господом мироздания.

Тут явно просматривается политическая канва взглядов Насими. Согласимся, что, ставя человека на высшую ступень пьедестала мирской жизни, поэт практически ратовал за социальную справедливость, осуждая морально-физическое насилие над творениями Бога со стороны идентичных людей, находящихся в образе правителей-тиранов. При этом Насими шел еще дальше, буквально призывая людей задуматься о себе, Мире, своем месте в жизни; выйти из "застенок" образа, запрограммированого для них власть придержащими.

Парадокс тут в том, что вплоть до сего дня Насими продолжает многими обвиняться в безбожии, хотя он, как раз-таки, пытался всеми доступными методами довести свои воззрения (любовь и уважение к людям, желание видеть всех счастливыми в обществе справедливости) через призму коранических идей. Причем поэт искренне пытался пробудить у людей вкус к многоцветной жизни, предписанной Аллахом!

Буквенно-цифровой символизм - компромат?

Обычно, когда речь заходит о Насими или хуруфитах в целом, чаще всего основной упор падает на наделение ими букв арабского алфавита неким мистическим значением. Отмечается, что, согласно их теории, "познавший буквы" становится выше самого себя. Но, как представляется, здесь все может быть значительно легче сложностей "буквенной философии". Не исключено ведь, что речь могла идти о намерении Насими в ряде случаев передавать свои умозаключения иносказательно (в полутонах) или, скажем, между строк и цифр (в прямом и переносном смысле). Ведь, наделяя буквы "запредельной тайной", сторонники этого подхода аналогично могли подходить и к словам, возникающим из данных букв. Глобально же Насими мог, например, рассматривать "цифрофой акцент" формой доведения Божественного текста до человека. Прежде всего, в аспекте демонстрации наделения Всевышним индивидуумов особыми полномочиями: "Мы подчинили их (верблюдов) вам" (сура "Паломничество": 36); Аллах - "Тот, Кто подчинил море, чтобы вы вкушали из него свежее мясо и добывали в нем украшения, которые вы носите" (сура "Пчелы": 14) и т.д. Т.е. главенствующим для Насими было - добиться понимания людей, что все в этом мире - во имя и для человека (в рамках дозволенного и запрещенного Богом)! Как усматривается, взять в руки микрофон и громогласно пропагандировать данный взгляд Насими никто не позволил бы. В свете чего не исключено принятие им в отдельных случаях на вооружение "мистического" обрамления для прикрытия своей "политической программы", явно имевшей оппозиционное звучание по отношению к шагам властно-духовного тандема. Поэтому, по субъективному убеждению автора, Насими старался раскрыть (довести) до сограждан факта изначального предусмотренных Богом (говоря современным языком) прав человека различными способами.

Тем самым, его "философский камень" (через буквенно-цифровую "конфигурацию") имел, все-таки, внешнее звучание. А основной посыл проявился в воспетом поэтом (на базе Откровения) величии Человека. Важнейшее здесь - пропаганда возможности достижения идеального общества в мирской жизни (царство Личности в справедливом социуме) посредством осознания человеком своего предназначения, о котором Великий Аллах сообщил в Священной Книге. 

Естественно, в условиях тотального средневекового мракобесия, когда чиновники от религии содействовали властным структурам в удержании подданных в безропотном подчинении, мысли Насими не могли остаться безнаказанными. Другое дело, что их необычайная смелость привела к садистской форме казни поэта, принявшего смерть достойно.

Но его прекрасные идеи, выраженные в поэтической форме, оказались бессмертны. И это - наилучший памятник Насими, великому Человеку!