«Духовная безопасность» является новым для нас понятием и лишь с недавнего времени входит в оборот. Однако оно не менее акт уально, чем понятия общественной, национальной, информационной или продовольственной безопасности

На международной конференции «Свобода вероисповедания в Казахстане», прошедшей в Астане в марте этого года, председатель Агентства РК по делам религий Кайрат Лама Шариф, говоря об отношении к распространению нетрадиционных для Казахстана религиозных верований среди части населения, привел меткую метафору, сравнив этот процесс с отъездом граждан на ПМЖ за рубеж. С одной стороны, демократическое государство, уважая личные права каждого индивидуума, не может посягать на чью-либо свободу передвижения, но, с другой стороны, объективно это потеря для страны, особенно если данный процесс принимает массовый характер. Соответственно, государство должно не запрещать выезд, но сделать так, чтобы гражданам расхотелось уезжать из своей страны. В переводе на язык реалий религиозного поля Казахстана это означает необходимость поддержки традиционных конфессий.

Опасность изнутри и снаружи

Понятие «духовная безопасность» теснейшим образом связано с национально-гражданской идентичностью общества, с ее уровнем развития и стабильности. На сегодняшний день угрозу духовной безопасности казахстанского общества представляют две группы факторов: внутренние и внешние. Внутренние факторы, оставшиеся в наследство от советского периода истории, — кризис национальной идентичности (ее недостроенность, неполная сформированность) и религиозная безграмотность значительной части населения, включая и образованные слои. Внешние факторы связаны с геополитическим соперничеством и борьбой за ресурсы. Это распространение нетрадиционных религиозных течений (в т.ч. и деструктивных), объективным последствием которого становится формирование групп влияния, идейно ориентированных на зарубежные центры, а также стимулирование развития религиозного экстремизма в ряде регионов с целью создания потенциальных рычагов дестабилизации.

Профилактика религиозного экстремизма представляется задачей первоочередной важности ввиду того, что религиозный экстремизм и терроризм как его крайнее проявление представляют собой непосредственную угрозу общественной и национальной безопасности уже в краткосрочной перспективе.

Отчуждение от безграмотности

По данному направлению, помимо очевидно необходимых мер (таких как повышение религиозной грамотности населения, оперативная работа по противодействию религиозному экстремизму), наиболее актуальным является предотвращение социального отчуждения верующих, их маргинализации и геттоизации.

Именно социально отчужденные группы («социальные гетто») представляют собой наиболее благоприятную среду для распространения экстремистских и деструктивных идей. К такому отчуждению приводят три основных причины. Во-первых, изначальная отчужденность социальных маргиналов, составляющих значительную часть потенциальных рекрутов для религиозных экстремистских организаций (РЭО). Во-вторых, целенаправленная идеологическая обработка молодых верующих со стороны идеологов РЭО, внедряющих в сознание верующих неадекватные трактовки положений религии, прежде всего правовых ее аспектов. В-третьих, проявления «светского радикализма» — например, фактическая дискриминация практикующих верующих при трудоустройстве и т.п. — со стороны отдельных представителей госорганов, руководителей учреждений (см. «Вероятность радикализации»). Последний феномен в условиях Казахстана тесно связан с такими указанными выше факторами, как общий кризис национальной идентичности и религиозная безграмотность, причем даже в среде специалистов с высшим образованием.

Например, кризис идентичности делает возможными дискуссии на тему, является ли Казахстан вообще «мусульманской страной», что особенно комично выглядит после успешного председательства нашей страны в ОИС и накануне объявления Алматы «столицей исламского мира». Религиозная же безграмотность приводит к неспособности разделить такие понятия, как «мусульманская страна» и «исламское государство», что, в свою очередь, придает упомянутой выше дискуссии совершенно неуместную степень накала и остроты (см. «Дефиниция терминов»).

Манипулирование историей

В плане национального строительства особую тревогу вызывают попытки манипуляций с национальной историей, в первую очередь навязывание идеологемы «казахи никогда не были настоящими мусульманами». На этом тезисе парадоксальным образом сходятся идеологические установки как некоторых прозелитических групп христианского направления, так и, например, радикальных салафитов.

Неоязыческие вбросы (пропаганду т.н. «тенгрианства»), несмотря на квазинационалистическую риторику, также следует рассматривать как один из способов расчистки идейного поля для дальнейшего распространения религиозных течений, прежде всего протестантского направления.

Во избежание недоразумений следует четко разграничивать этническую историю казахского народа и его политическую историю. Если в формировании этнической культуры казахов, по крайней мере до XIX века, роль ислама была относительно невелика, то это же самое никак нельзя сказать о казахской политической идентичности — история которой, в свою очередь, гораздо важнее с точки зрения конструирования современной политической нации, нежели вопросы этногенеза.

У истоков государственности

С точки зрения казах(стан)ской национальной историографии, прежде всего, самоочевидным является тот факт, что никакое связное повествование об истории Казахстана немыслимо без истории Казахского ханства: именно оно является первым государством собственно казахов, и в этом смысле слова предтечей современной казахстанской государственности.

Столицей Казахского ханства был, как известно, Туркестан (в прошлом Яссы), где расположен мавзолей известного духовного подвижника Кожа Ахмета Яссауи, в котором были похоронены многие выдающиеся исторические деятели из всех трех жузов, а также большинство казахских ханов. Таким образом, мавзолей Яссауи является как религиозным символом, так и нагляднейшим материальным доказательством того фундаментального факта, что все казахские роды издавна обладали общим политическим самосознанием — что само по себе есть наиважнейший постулат, значимость которого для казах(стан)ской национальной историографии трудно переоценить. Наличие такого внушительного доказательства, как туркестанский «пантеон», делает принципиально невозможными любые мало-мальски серьезные попытки ревизии данного положения, предпринимавшиеся, к слову, некоторыми деструктивными группами в начале 1990-х годов.

При этом следует особо подчеркнуть, что мавзолей Яссауи является одновременно символом как казахской государственности, так и ислама в Центральной Азии, тем самым неразрывно связывая их между собой. Таким образом, без большого преувеличения можно сказать, что любая попытка каким-либо образом «изъять» мусульманскую составляющую из современного казахского исторического самосознания чревата опасностью разрушить его до основания. Вопрос же о том, насколько реально были (или не были) исламизированы казахские кочевники в период Казахского ханства, оказывается гораздо менее существенным, чем кажется на первый взгляд.

Помимо этого можно сказать, что в основу формирования казахского политического союза племен и родов в XV веке была заложена именно мусульманская идентичность. Так, например, некоторые родо-племенные группы (такие как найман, кыпшак), вошедшие в состав Казахского ханства, представлены также среди соседних с Казахстаном немусульманских тюркских этносов — например, в Горном Алтае (РФ). Однако в состав казахского племенного союза вошли исключительно и только исламизированные родо-племенные группы.

Где зреют конфликты

Следует также понимать, что масштабные межконфессиональные конфликты в строгом смысле слова крайне маловероятны, поскольку взаимоотношения между двумя крупнейшими конфессиями, охватывающими свыше 90% населения страны (ислам ханафитского мазхаба и православное христианство) практически неотделимы от межэтнических отношений казахов с русскими. Указанные этнические группы, в свою очередь, имея вековой опыт совместного проживания и детально зная друг друга, не предрасположены к конфликту, поскольку огромное большинство населения не заинтересовано в дестабилизации социально-политической обстановки.

Гораздо более реальной угрозой является вероятность возникновения светско-исламского конфликта между радикальной частью практикующих верующих с одной стороны и носителями «светского радикализма» с другой стороны внутри государствообразующего казахского этноса. Развитие событий по такому сценарию, помимо непосредственной угрозы дестабилизации обстановки, несет с собой также угрозу дальнейшего углубления упомянутого выше кризиса национальной идентичности, с тяжелейшими долгосрочными последствиями.

В связи с этим одной из стратегических целей государственной политики должно быть сохранение гармоничности светско-исламских и государственно-исламских отношений в стране. На практике это означает реализацию того или иного варианта кооперационной модели государственно-конфессиональных отношений в Казахстане. Иначе говоря, оптимальной для Казахстана моделью светскости является не сепарационная модель, ориентированная на сдерживание развития религии, ее максимально возможное вытеснение не только из госсектора, но и из публичной сферы, а кооперационная — четко разграничивающая функции государственных органов и религиозных объединений, но при этом не отделяющая религию от общества и оставляющая возможность для конструктивного сотрудничества государства с религией, в том числе в противостоянии религиозному экстремизму.

В частности, в послании президента Казахстана Н.А. Назарбаева «Стратегия “Казахстан-2050” — новый политический курс состоявшегося государства» сказано: «Поручаю правительству совместно с моей администрацией разработать государственную программу по борьбе с религиозным экстремизмом и терроризмом. В то же время я хочу предостеречь нацию. Борьба с экстремизмом не должна превращаться в охоту на ведьм и перерастать в борьбу с религией».

Модификации ислама

Кроме того, следует последовательно избегать навязывания верующим каких-либо искусственно модифицированных форм «казахстанского ислама», особенно с националистическим подтекстом, по определению изначально нелегитимных с теологической точки зрения. Такая практика может приводить лишь к результатам, диаметрально противоположным желаемому — в том числе создавать искусственный конфликт между национальным и религиозным началами в сознании казахского народа.

Вместо этого необходимо гармоничное сочетание двух векторов развития: качественного повышения уровня религиозной грамотности населения и духовенства, а также сохранение и укрепление образовательного и интеллектуального потенциала, унаследованного Казахстаном от советского периода.

Иначе говоря, необходимо обеспечение казахстанских мусульман — прежде всего молодежи — определенным объемом знаний, как религиозных, так и светских, необходимых для осознанного отношения молодых людей к окружающей реальности и критического восприятия ими любой получаемой извне информации.

Именно это сделает невозможным их превращение в ведомую массу, легко поддающуюся вербовке в ряды экстремистских организаций, основывающих базовые постулаты своей идеологии на дилетантских или, как минимум, односторонних трактовках положений религии без учета социально-политических, экономических и др. реалий современного мира.

В завершение хотел бы подчеркнуть, что в контексте вопроса о духовной безопасности основное внимание выше уделено именно исламу по двум основным причинам. Во-первых, собственно экстремистские течения и группы в Казахстане в настоящее время выступают от имени ислама — и, соответственно, борьба с ними протекает именно на исламском поле. Во-вторых, как уже говорилось выше, основным рычагом сдерживания распространения деструктивных и экстремистских течений является именно поддержка традиционных конфессий; при этом поддержка православного христианства — второй крупнейшей конфессии в Казахстане — является прерогативой Московского патриархата, а не казахстанского государства.

Что же касается этнонациональной идентичности государствообразующего казахского этноса, следует четко осознавать тот факт, что последовательная антиисламская позиция является, как минимум, контрпродуктивной и даже деструктивной с точки зрения государственного и национального строительства в Казахстане. Исламское наследие является одной из несущих конструкций в структуре современной идентичности казахов. Соответственно, ослабление позиций традиционного ислама в казахстанском обществе неизбежно повлечет за собой ослабление «казахского начала» в целом, что, в свою очередь, негативно скажется на государственности Казахстана.

Этот объективный факт может и должен быть признаваемым беспристрастными экспертами, вне зависимости от их личного отношения к религии.

Тимур Козырев, заместитель директора Научно-­исследовательского и аналитического центра Агентства по делам религий, ExpertOnline.kz