В славный ряд русских художников, воспевавших образы исламского Востока, вошло имя Николая Русакова – ориенталиста из Челябинска, расстрелянного по ложному доносу в первые дни Великой Отечественной войны. Уроженец города, ставшего пионером сталинской индустриализации, «Зауральским Чикаго», он полюбил красочный и умиротворённый мир мусульман – как антипод тому шуму и грохоту, с которым XX век разбил привычный уклад жизни России и убил его самого.

«Второе» открытие мастера произошло только в наши дни – на выставке Челябинского музея искусств в Третьяковской галерее. Здесь c 12 июня по 17 августа 2008 года в рамках многолетнего проекта «Золотая карта России» была впервые в столице показана часть коллекции этого сравнительно молодого музея. Он был основан в 1940 году и нацелен именно на собирание произведений, прославлявших  социндустриализацию: картины современных художников приобретались на выставках «Урало-Кузбас в живописи» (1935-1936) и «Южный Урал в живописи» (1936-1939). Очень жаль, что эти продукты сталинской эпохи не были сейчас показаны в Москве – устроители ограничили показ рамками «первой трети XX века». Жаль, ибо это наша история, а для осознания уникальности Русакова было бы полезно наглядно убедиться – какому духу и какой эстетике он противостоял.

Донос был ложным, но Русаков как художник всё равно был обречён – его внутренний мир был совсем иным. Хотя он и пытался приспособиться к эпохе… Разве не видно это в знаковом холсте «Мархаба, звеньевая сложной молотилки колхоза имени Кагановича» (1937), написанной в Аргаяшском районе Челябинской области и показанной в Третьяковской галерее в 1939 г. на Всесоюзной выставке, посвящённой 20-летию ВЛКСМ? От советского здесь – лишь название колхоза со страшным именем сталинского соратника Кагановича. А всё остальное – идиллия с девушкой в национальном костюме – образ солнечного мира вне идеологий и технологий, который искал художник.

Николай Афанасьевич родился в семье унтер-офицера казачьих войск 27 ноября (10 декабря) 1888 г., в деревне Писклово Челябинского уезда Оренбургской губернии. После смерти отца в феврале 1889 г. семья переехала в Челябинск (1901), где в 1907 г. Русаков окончил 3-классное городское училище. В 1909-13 гг. он завершил полный курс живописного отделения Казанской художественной школы Императорской Академии Художеств. Причём, его педагогом по живописи и рисованию был гениальный Николай Фешин, старше его всего лишь на 7 лет. От него он получил «высокую прививку» петербургской школы и сугубо фешинскую внутреннюю свободу. Одновременно в 1910-13 гг., будучи студентом, Русаков преподавал рисование во 2-ом Городском училище Казани.

Второго его учителя также смело можно назвать гением. В Московском училище живописи, ваяния и зодчества в 1913–17 гг. Русаков занимался у Константина Коровина. Однако если и Фешин и Коровин услышали угрозы времени и покинули Россию, сохранив тем самым себе жизнь и развив художественный дар, то Русаков, напротив, попытался «вписаться» в новую социалистическую реальность. А было ли это возможным?

Сомнительно. Ибо в самый канун революции он, вдохновлённый судьбой Поля Гогена, увлёкся восточной экзотикой. Великий француз искал гармонию в жизни народов, нетронутых европейской цивилизацией и обрёл свою «духовную родину» на Таити. В поисках впечатлений 27-летний русский художник побывал в Турции, Египте, Ираке, Индии, Бирме, Вьетнаме, Китае, Японии. В 1915 г. он отправился в морское плавание вдоль берегов Индостана.

В итоге путешествие на корабле из Одессы до Киото, а затем по горной части Центральной Азии наполнило творчество художника (с середины 1910-х до начала 1930-х гг.) восточными сюжетами. Кроме Туркестана он посетил ещё северный Афганистан и даже север Индии. Однако в 1930-ые произошла переориентация Русакова на «уральский Восток»: художник стал писать пейзажи и портреты башкир и цыган. В результате он создал серии: «Колониальный Восток наших дней» (путевой альбом путешествия на Восток, 1926), «Молодёжь колониального Востока» (картины 1920–30-х гг.), «Молодёжь страны Советов» (1930-е гг.), «Танцы народов СССР» (не окончена), «Цветы лесов и полей Урала». Казалось бы, он нашёл свой «восточный рай» среди окружавших его азиатов Южного Урала и готов был его художественно прославить.

Но Россия шла прямо противоположным путём, в поисках своего «острова утопии» - от Томаса Мора до Ленина-Сталина. И Русакову казалось, что эти две утопии можно совместить. Недаром же на его холсте «Восточный диспут» (1917-24) три мудреца в чалмах восседают над газетой «Правда»! В революционное время он вместе с женой вернулся в Челябинск. В родном городе преподавал, оформлял город к советским праздникам, участвовал в выставках. Как профессионал-живописец, он оказал решающее влияние на формирование художественной среды Челябинска, был среди основателей местного отделения Союза художников. Много преподавал, открыл студию «Академия Русакова», где обучение велось по программе 4-летнего курса художественного училища. Без преувеличения можно сказать, что он стал первым лицом в создании местного художественного «культурного слоя», воспитал множество учеников и привил вкус к изобразительному искусству – его резонанс как культуртрегера ни с чем несравним.

Но, несмотря на полную лояльность и активное участие в советской художественной жизни, 27 июня 1941 г., в первые дни начавшейся Великой Отечественной войны, художник был арестован «за антисоветскую пропаганду» и расстрелян по приговору суда (ст. 52-10, ч. 2). Вдова бежала с картинами в Москву и тем самым спасла для нас его наследие. 11 октября 1957 г. Русаков был посмертно реабилитирован.

Из забвения его творчество вернулось к зрителям лишь четверть века спустя, став сенсацией в культурной жизни. Впервые после смерти Русакова его произведения были показаны в 1980 г. на выставке «Старейшие художники Челябинска – основатели творческого союза», организованной искусствоведом Л. П. Байновым. В 1989 г. в Челябинской областной картинной галерее прошла выставка живописных и графических работ художника (около 100 единиц), переданных его семьей в собрание галереи. С 1980 г. его работы вошли в коллекцию Южно-Сахалинского музея изобразительных искусств. Сейчас одна из улиц Челябинска носит имя художника, задумано открытие мемориального музея.

Как же понять феномен Русакова, художника-ориенталиста? География и этническая предыстория Челябинска определили евразийский характер самого города: он был заложен в сентябре 1736 г. в урочище Челяби-Карагай, на реке Миасс, в качестве сторожевой русской крепости на торговых путях из Зауралья в Оренбург. В XVIII в. Челяба стала центром крупной Исетской провинции. В июне 1782 г. город получил свой герб с изображением верблюда на красном фоне, идущего справа налево, то есть из Азии в европейскую часть России.

Новейшее время с её мощной индустриализацией, превратившей в канун 1917 года Челябинск в узел грандиозной Транссибирской железнодорожной магистрали и крупнейший промышленный центр Южного Урала, кузницу новой советской жизни, всё же не смогло полностью вымыть его историческую память и своеобразие. В 1930-ые годы местный художественный музей был задуман как будущая картинная галерея образцовых произведений, посвящённых социалистической индустриализации.

Сейчас, через полвека, можно с горечью констатировать объективную несовместимость «русаковского Востока» с эстетикой соцреализма. Вслед за Гогеном он искал мир, свободный от гонки и спешки, от насилия и железа. Объехав полмира, он обрёл его среди своих соседей: татар и башкир, исконных обитателей древних степей Южного Урала, плавно переливающихся в пустыни и оазисы Средней Азии. «Райскость» этих мест в те же годы открыли для себя Павел Кузнецов в серии «Туркестан», Кузьма Петров-Водкин с его «Самаркандией», Александр Волков с «Гранатовой чайханой», Рувим Мазель в Туркмении, Павел Зальцман в Казахстане… Усто Мумин, соединивший супрематизм с персидской миниатюрой.

Кстати, то же влияние персидской изысканной графики набирало силу и в русаковской серии «Колониальный Восток наших дней» (особенно в его «Автопортрете в чалме»). И совершенно очевидно, что эти поиски могли привести художника к созданию собственного неповторимого стиля на стыке культур. Как живописец, сам Русаков - продолжатель традиций русского реализма, неоклассики, импрессионизма и экспрессионизма, открытый при этом к неизвестным Европе стилям Востока. Однако в Челябинске 1917-1941 годов не было среды, которая благоприятствовала бы развитию «ориентализма» и вообще духовных поисков в направлении ислама. Более того, как и со многими другими ровесниками (с тем же Волковым или Беньковым в Узбекистане, Чуйковым в Киргизии), происходило обратное - среда выдавливала «восточный идеализм», а художники силились как-то сочетать набирающий силу соцреализм со своим дореволюционным опытом. Отсюда – двойственность стиля, подчас раздвоенность души…

Живописные и графические работы Русакова, впервые представленные в Москве, познакомили нас с творчеством челябинского мастера подлинно российского масштаба. Честь его «второго открытия» принадлежит Галине Трифоновой, куратору русской коллекции Челябинского музея искусств.

Воспитанный лучшими мастерами Серебряного века, он искал свой гармоничный мир на тюркском мусульманском Востоке. Но советская среда не приняла этих исканий, не оценила его педагогические и культуртрегерские труды – пулей прервала творческий взлёт…

 Джаннат Сергей Маркус