Миграция стала реальностью, все более входящей в нашу жизнь.  Особенности политического, экономического и демографического развития постсоветских государств способствовали перемещению больших масс населения из одних стран в другие. Поэтому на наших стройках, в системе ЖКХ и бытового обслуживания все больше говорят по-узбекски, таджикски, молдавски, украински и кыргызски.

Но все относятся к этой реальности очень по-разному. Пока одни выступают с различными заявлениями, в том числе безответственными, другие размышляют, как справиться с этой проблемой, обратить минусы в плюсы.  Одним из способов это сделать являются программы по адаптации мигрантов и интеграции их в российскую жизнь. Для реализации этих насущных для нашего общества проблем объединились ряд ведущих ВУЗов страны, ряд министерств и ведомств, общественные и религиозные организации.  

На сегодняшний день решили начать с адаптации языковой. Основная причина, как думается – именно языковая адаптация является путем наименьшего сопротивления. Преподавателей всегда можно найти, требования определить опять-таки не сложно. Хотя как представляется, языковая адаптация, хотя и проще, но наименее результативна. Программы же по гораздо более востребованной адаптации социокультурной гораздо сложнее, хотя бы потому, что за двадцать лет существования постсоветской Российской Федерации  мы так и не определили своих собственных нравственных ориентиров. 

В последнее время введена практика обязательной сдачи экзаменов на знание определенного минимума по русскому языку. Пока по определенным специальностям, связанным с каждодневным общением с местным населением, но в скором будущем ожидается расширение круга мигрантов, которые должны будут сдавать эти экзамены вплоть до полного их охвата. Комментарии специалистов – теоретиков и практиков по данному вопросу сводятся к нескольким позициям. Первое: систему курсов подготовки и сдачи экзаменов смогли организовать в достаточно короткие сроки – за полгода, хотя имеются пока определенные проблемы. Второе: вопросы мотивации мигрантов решены во многом за счет того, что без сертификата о сдаче экзаменов нельзя получить разрешение на работу. Во многих регионах появился новый вид бизнеса – мигранты, более или менее знающие русский язык, сдают его за других. Недаром же наш собственный современный фольклор изобилует историями «про находчивого русского и облапошенных им американцев, немцев, французов». А мигранты – не просто наши бывшие соотечественники, они выходцы из республик, отличающихся весьма своеобразной моделью построения социализма «в отдельно взятом кишлаке». Поэтому узбек или таджик по отношению к русскому, это как русский по отношению к американцу. Отношение также примерно соответствует.

Третий момент, отмечаемый специалистами, работающими в сфере языковой адаптации: у нас возникла парадоксальная ситуация, когда объем требований по знанию русского языка, необходимых для принятия гражданства, оказался ниже, чем для получения разрешения на работу. Такой парадокс объясним только скоропалительностью решений и недостаточностью координации между исполнительными органами.  Одним из последствий данной ситуации прогнозируется следующее – в связи с определенным облегчением принятия гражданства все большее количество людей будет его принимать, имея цель просто поработать в России. При условии того, что оформить гражданство проще, чем разрешение на работу, это вполне закономерно.

Следующим моментом отмечается отсутствие как таковой добровольной мотивации к социокультурной адаптации мигрантов и новых российских граждан. Проблема эта крайне актуальна, потому что она может свести на нет все предпринимаемые усилия в данном направлении. Здесь стоило бы привлекать все потенциальные ресурсы, тогда как в настоящее время в основном происходит мобилизация государственных структур (главным образом Федеральной миграционной службы, у которой для этого просто нет физических возможностей), общественных организаций, объединяющих мигрантские среды, и отдельных религиозных организаций.  В структуре Федеральной миграционной службы в 2010 году было создано специальное управление содействию интеграции, но, не обладая ни необходимыми штатами, ни материальными ресурсами, они не могут полностью самостоятельно решить данную проблему, хотя  прикладывают максимум усилий. Необходимо отдать должное, что специалисты данного управления и ФМС в целом прикладывают максимальные усилия в данном направлении. В последнее время происходит активное привлечение общественных и  религиозных организаций к вопросам адаптации мигрантов. Например, через Министерство регионального развития был выделен грант на большую сумму Русской православной церкви для организации сети адаптационных центров для мигрантов. Центры были созданы, хотя и работают не в полную мощность. Основная причина данного положения кроется в том, что большая часть мигрантов, особенно нуждающихся в обучении русскому языку, не имеют никакого отношения не только к православию, но и к христианству вообще.

Участие мусульманских организаций в столь важном государственном деле носит несколько иной характер. С одной стороны, происходит определенное сближение позиций, выражающееся в заключении целым рядом мусульманских организаций договоров о сотрудничестве с региональными управлениями ФМС и вхождении представителей от мусульманских религиозных организаций в состав Общественно-консультативных советов при УФМС. В ряде регионов открылись и начали работу адаптационные центры для мигрантов,  открытые при мечетях и молельных комнатах мусульман (мусалля). С другой стороны, пока что эти усилия встречают поддержку главным образом со стороны органов ФМС и вузовской науки, то есть не подкреплены материальным и финансовым обеспечением. Кроме того, инфраструктурное развитие мусульманских общин в большинстве российских городов отстает на порядок и более от потребностей, а именно в городах они более всего нужны. Исходя их этих реальностей, вопрос, как долго смогут существовать эти курсы и центры,   остается открытым, и это при их полной загрузке и доказанной высокой эффективности.

Кроме того, недостаточность мусульманской инфраструктуры в большинстве российских мегаполисов порождает и иную проблему. Как известно, прирост количества религиозно активных мусульман происходит достаточно быстрыми темпами и обусловлен объективными причинами.  Так как легальной инфраструктуры просто не хватает, возникает ее неофициальный аналог. Но возникает он уже по этническому или субконфессиональному принципу. Мечети (мусалля) узбекские, арабские, афганские, таджикские, азербайджанские… То есть возникает и развивается  та самая анклавизация, об опасности которой так много пишут и заявляют ученые и политики. Причем речь идет о минимизации контактов с местным населением, и, как следствие, принципиальной невозможности какой-бы то ни было социокультурной адаптации мигрантов. В условиях так не восстановивших в полной степени свои дореволюционные позиции автохтонных российских мусульманских институтов центры управления российского ислама переместятся в руки иностранцев и некоренных российских граждан.

На сегодняшний день только в столице России – Москве насчитывается порядка 25-30 мусалля, организованных по этническому признаку при 4 мечетях. В Санкт-Петербурге их доля и влияние еще выше. Причем появившаяся в последнее время практика их закрытия проблему не решает, а, напротив, усугубляет, потому что способствует лишь обозлению посещающих их людей, а в первую очередь тех, кто их организовал и содержит. Причем последняя категория относится к selfmade, т.е. наиболее активным и состоявшимся лицам с высоким потенциалом развития, и именно на таких людей всегда стоит опираться, в том числе и в вопросах социокультурной адаптации.

В последние месяцы значительно вырос градус антимигрантских настроений, причем обусловлено это не каким-то значительным ростом миграции (рост в пределах нормы), и не какими-то резонансными событиями, связанными с мигрантами. По-видимому, кто-то желает или сделать себе политический капитал или отвлечь внимание публики от реальных проблем. Таким образом, будущие потенциальные жители Лондонграда в угоду своим мелким сиюминутным интересам уничтожают саму возможность решения важных и насущных задач. Кроме того, в некоторых СМИ происходит приравнивание понятие «мигрант» и «мусульманин», хотя среди российских мусульман мигранты составляют меньшинство, равным образом как и среди мигрантов далеко не все - мусульмане. Подобная информационная политика опять-таки ведет к образованию мигрантских этнических анклавов, обособлению мигрантских сообществ и их криминализации по типу итальянских, ирландских и афроамериканских банд в США в 1920-1930-е гг. Они тоже образовались в условиях жесткого внешнего прессинга как структуры самообороны и выживания. Как известно, чем более непримиримая позиция по отношению к тем или иным включениям в общество, тем меньше путей для адаптации этих включений  к не принимающему их принимающему сообществу.

В наших условиях ситуация значительно осложняется тем, маркеры религиозной идентичности резко отличаются для большинства принимающего сообщества и большинства мигрантов, при этом мощнейший фактор автохтонного российского мусульманского населения попросту игнорируется, и его потенциал не используется.

Возможен ли выход из создавшейся непростой ситуации? Возможна ли замена полномасштабной анклавизации мигрантских сообществ на их реальную адаптацию? Возможно ли, что траты миллиардов рублей из федерального бюджета принесут реальные плоды, а не ядовитые побеги? В принципе, да, хотя для того придется кому-то отказаться от необдуманных заявлений, а кому-то всерьез изменить информационную политику. Социальная мобилизация мигрантских сообществ может быть направлена как на поддержку принимающего сообщества, так и против него, и это зависит от позиции, в том числе, самого принимающего сообщества.