На протяжении почти ста лет (1783–1878) шел процесс включения территории Кавказа в состав России. В русской литературе Кавказ воспринимался как отдельная часть Российской империи, расположенная между Черным и Каспийским морями, граничащая на юге с Ираном и Турцией, на севере – с Астраханской губернией и Областью Войска Донского.
Кавказ имел особое управление и подчинялся лично императору. Его территория официально называлась Кавказский край, центром которого считался Тифлис. Главой управления Кавказским краем являлся наместник (1844–1882, 1905–1917), в 1882–1905 – главноначальствующий гражданской частью на Кавказе. Он одновременно занимал должности командующего войсками Кавказского военного округа и войскового наказного атамана всех Кавказских (Кубанского и Терского) казачьих войск. Кавказский край делился на Северный Кавказ, куда входили Ставропольская губерния, Кубанская и Терская области, и Закавказье, включающее Тифлисскую, Бакинскую, Елисаветпольскую, Черноморскую, Кутаисскую и Эриванскую губернии и области Карскую и Дагестанскую; последняя располагалась к северу от Главного Кавказского хребта, между ним и Андийским хребтом [1].
По данным первой Всеобщей переписи населения 1897 г. на Кавказе проживало более 9 миллионов человек, треть из которых являлись приверженцами ислама. Всего по переписи 1897 г. на Кавказе числилось 3.208.857 мусульман, из них мужчин – 1.710.839, женщин – 1.498.018 [2]. Примерно половина кавказских мусульман переписью 1897 г. определялись как "татары", остальная часть причислялась к горцам Кавказа. Практически все мусульмане на Северном Кавказе придерживались суннитского толка ислама, в Закавказье, видимо, число мусульман-шиитов преобладало над суннитами.
Начало присоединения Кавказа к России совпало с изменениями в религиозной политике империи. 17 июня 1773 г. в указе императрицы Екатерины II, разрешившем строительство новых мечетей для мусульман России, был провозглашен принцип религиозной веротерпимости [3]. Православие при этом оставалось главной государственной религией империи. Первым екатерининским указом о включении части Кавказа – Кубанской стороны – в состав империи был Манифест от 8 апреля 1783 г. о присоединении бывшего Крымского ханства к России. В нем императрица обещала всем своим новым подданным-мусульманам "охранять и защищать их лица, храмы и природную веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно" [4]. Аналогичная политика по отношению к мусульманам Кавказа в целом проводилась и преемниками Екатерины II на русском троне. В то же время русские власти всегда исходили прежде всего из целей защиты интересов империи: принцип религиозной терпимости соблюдался настолько, "насколько такая терпимость может согласовываться с интересами государственного порядка" [5].
Формы русского управления духовными делами мусульман Кавказа вырабатывались на протяжении достаточно длительного времени. Во многом это было связано с необходимостью для России вести здесь вплоть до конца 70‑х гг. XIX в. почти непрерывные военные действия. Кроме этого, сам процесс интеграции новых территорий в состав империи шел непросто и требовал принятия оперативных, часто достаточно крутых решений. Так, первым известным законодательным актом об организации управления мусульманами Кавказа был указ императора Александра I от 30 июня 1805 г. "О правилах для Магометанского духовенства Елисаветпольской округи" [6].
Целью этого указа было добиться укрепления позиций империи на территории занятого русскими войсками бывшего Гянджинского ханства, центр которого – Гянджа – был переименован в честь жены Александра I, императрицы Елизаветы Алексеевны. По этому документу мусульмане-шииты (их здесь было большинство) получили возможность свободно отправлять религиозные обряды под руководством назначенных русской властью восьми мулл во главе с первенствующим духовным служителем – ахундом. Всем этим мусульманским духовным лицам было назначено жалование из русской казны в размере 100 рублей в год (у ахунда – 500 рублей). Они были обязаны в своих проповедях "по часту твердить обывателям о верности Государю Императору и Правлению". В случае "измены" кого-либо из этих духовных лиц они подлежали ссылке в Сибирь, а имущество их описывалось и конфисковалось.
Подобные жесткие условия русских властей не носили какой-либо антимусульманской направленности. В Российской империи всегда главным требованием жизни являлось соблюдение всеми подданными, независимо от вероисповедания, абсолютной лояльности к существующему государственному строю и царствующему дому. Поэтому все подданные империи так или иначе, особенно при поступлении на военную и гражданскую службу, обязаны были приносить присягу на верность русскому трону. Порядок ее для российских воинов-мусульман был следующим: присягающий, держа руку на Коране, повторял слова присяги, читаемой мусульманским духовным лицом, при этом он должен был трижды поклясться именем Аллаха и по окончании присяги поцеловать Коран [7].
Главные проблемы Российской империи на Кавказе в 1817–1864 гг. были обусловлены задачами ведения Кавказской войны – столкновения с движением горцев, принявшим религиозную окраску мюридизма, особую роль в котором сыграл имам Шамиль [8]. Власти империи всегда подчеркивали, что эта война не была войной с исламом. Империя постоянно делала шаги по привлечению мусульман, особенно представителей местной элиты, на сторону России. Так, со второй половины 20‑х гг. XIX в. в состав самой приближенной к русскому трону воинской части – Собственного Его Императорского Величества конвоя – была включена группа мусульман – горцев Кавказа. Вопросами их обучения и подготовки занимался наиболее доверенный приближенный Николая I, генерал-адъютант А. Х. Бенкендорф. Он в молодости служил на Кавказе, хорошо знал своеобразие его быта и обычаев и тонкости обращения с мусульманской частью его населения.
Бенкендорф писал в составленных им правилах: "Не давать (горцам – Д. А.) свинины и ветчины... Строго запретить насмешки (над ними – Д. А)... Телесным наказаниям не подвергать... Не запрещать умываться, по обычаю, несколько раз в день... Эффендию (мусульманское духовное лицо – Д. А.) разрешить посещать горцев, когда он пожелает... Наблюдать, чтобы во время молитвы горцев... им не мешали... чтобы... насчет веры горцев ничего худого не говорили и не советовали переменять ея" [9]. Для лучшего удовлетворения религиозных нужд российских гвардейцев-мусульман в Гвардейском корпусе была учреждена штатная должность гвардейского мусульманского имама (муллы); по традиции в XIX в. под его контролем находилась мусульманская часть Ново-Волковского кладбища Санкт-Петербурга [10].
Важное значение на самом Кавказе русским военным командованием придавалось формированию особых частей из местных мусульман для борьбы с мюридами Шамиля. При этом обязательно учитывалась необходимость обеспечить религиозные нужды воинов этих подразделений. Так, при комплектовании Дагестанского конно-иррегулярного полка, в указе императора Николая I от 1850 г. предусматривалось создание двух штатных должностей военных мулл, определяемых "из лиц Аварского племени, известных усердием и преданностью Правительству" [11]. Этот принцип соблюдался и при назначении других мусульманских духовных лиц на Кавказе.
Полезность подобных мер была для империи несомненной, но принимаемые в этот период решения имели все-таки локальный и частный характер. Русскими властями понималась необходимость создания более централизованных форм контроля над духовными делами мусульман Кавказа. Разработка подобных проектов началась в царствование Николая I. Она велась в центральных ведомствах (VI (кавказское) отделение Собственной Е. И. В. Канцелярии, Кавказский комитет, Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел), на Кавказе – в канцелярии наместника. Дело, однако, затянулось, и определенные решения по нему были приняты уже после завершения в 1864 г. Кавказской войны.
Проектами готовящихся положений по управлению духовными делами мусульман Кавказа допускались возможности серьезного влияния мусульманского духовенства: оно обладало исключительным правом решать по шариату гражданские (семейные и наследственные) дела [12]. В свою очередь, путем устройства государственного присмотра за мусульманским духовенством "сверху", русские власти хотели добиться следующих политических целей:
1) обеспечить за правительством средство надзора и контроля за действиями лиц, которые в силу их религиозных убеждений могли разжигать в мусульманской среде "враждебный дух неповиновения";
2) противодействовать укреплению в среде мусульманского духовенства излишней корпоративности;
3) воспрепятствовать вторжению в русские пределы из Ирана и Турции "чужеземных духовных лиц, особенно против нас (то есть России – Д. А.) настроенных";
4) ограничить по возможности круг действий духовенства в среде мусульманского населения, не посягая при этом на его, населения, религиозные убеждения;
5) поставить влиятельную часть мусульманского духовенства в непосредственную зависимость от правительства, связать его материальные интересы со служением правительству;
6) создать, насколько возможно, надзор за мусульманскими духовными училищами;
7) принять меры для усиления правительственного контроля над разными видами доходов от "духовного имущества" (в первую очередь вакуфной собственности – Д. А.), которые могли направляться для поддержания "зарубежных мусульманских кругов" [13].
Эти соображения прозвучали в ходе обсуждения проектов об управлении духовными делами мусульман Кавказа. В Государственном совете в конечном счете было сочтено целесообразным ввести централизованное управление духовными делами мусульман лишь в Закавказье. 8 апреля 1872 г. решением императора Александра II было утверждено Положение о создании двух правлений – Закавказского мусульманского духовенства шиитского (I) и суннитского (II) учений [14]. Этим же Положением на содержание их штатов из русской казны ежегодно отпускалась сумма в 37.880 рублей. По Положению 1872 г., внушавшие недоверие русской власти мусульманские духовные лица, особенно члены суфийских братств, были лишены каких-либо прав и привилегий и поставлены вне закона.
Закавказское Положение в целом создало достаточно стройную систему управления духовными делами мусульман-шиитов и мусульман-суннитов в крае. Первой, низшей инстанцией управления на местах являлись штатные (так называемые "указные") муллы и кадии (судьи). Муллы (мечетское духовенство) исполняли религиозные обязанности, заведовали мечетями и мечетскими школами (мектебами), вели метрические книги, списки мусульман, доставляли кадиям сведения о мечетях, школах, новорожденных, браках и т. п. Кадии наблюдали за мечетским духовенством, оформляли браки, разбирали семейные (в частности бракоразводные) и наследственные дела.
Муллы и кадии получали денежное содержание от приходов; кроме этого мулле полагалась отдельная плата за возможное чтение молитв при обрезании (сюннет), браке и обязательное моление на похоронах. Русские власти старались фиксировать размеры сборов за проведение религиозных обрядов с мусульман в пользу приходского духовенства. В начале XIX в. эта сумма не должна была превышать 20 коп., в конце XIX в. в сельской местности плата мулле за участие в погребальном обряде колебалась в пределах от 20 коп. до 2 руб., за участие в свадьбе мулла мог получить от 15 до 20 коп; за составление брачного договора мусульманина с девицей кадий получал 2 руб., с вдовой – 1 руб. В городах размеры оплаты труда мусульманских духовных лиц, видимо, могли быть более высокими. Для сравнения можно привести сведения о расходах прихожан на оплату труда православного духовенства. Так, в 1908 г. средняя стоимость крещения младенца в церкви равнялась 50 коп., венчание обходилось в 5 руб., похороны – в 3 руб. [15].
Средней инстанцией духовного управления мусульманами по Закавказскому Положению являлись коллегиальные органы – губернские меджлисы (собрания), которые состояли из 3‑х членов. В их ведении находились:
1) дела, относящиеся до богослужения;
2) дела о проступках мусульманского духовенства, относящихся до веры;
3) жалобы на решения кадиев;
4) дела о духовных проступках мусульман;
5) рассмотрение дел, предлагаемых губернским меджлисам местным русским губернатором;
6) дела по заведованию мектебами и медресе (среднее мусульманское учебное заведение – Д. А.);
7) проведение испытаний на духовное звание;
8) дела по управлению приходским (мечетским) имуществом и т. п.
Высшими инстанциями для шиитов и суннитов Закавказья являлись их Духовные Правления, расположенные в Тифлисе. Главой шиитов был шейх-ул-ислам, главой суннитов – муфтий. Каждый из них получал в год от казны жалование в 1600 рублей, что примерно соответствовало окладу полковника русской армейской пехоты в то время (1872). В ведении Духовных Правлений находилось:
1) рассмотрение жалоб на постановления губернских меджлисов;
2) наблюдение за доставлением кадиями сведений о мечетях, школах и т. п.;
3) составление годовых отчетов;
4) составление проектов программ для мусульманских школ;
5) проведение испытаний духовным лицам;
6) рассмотрение всех дел, передаваемых высшей русской администрацией на обсуждение Духовных Правлений.
Деятельность Духовных Правлений шиитов и суннитов Закавказья, назначения и утверждения мусульманских духовных лиц были подконтрольны наместнику Кавказа, на местах – губернаторам закавказских губерний. Наместник Кавказа нес ответственность за деятельность мусульманских управлений Закавказья непосредственно перед императором. В рамках координации политики русских властей по отношению к исламу канцелярия наместника Кавказа поддерживала в Петербурге связь с Департаментом духовных дел иностранных исповеданий МВД, который ведал всеми неправославными религиями империи [16].
Состоявшие в штате представители мусульманского духовенства Закавказья пользовались рядом значительных льгот: они и их дети освобождались от казенных повинностей; дети лиц высшего мусульманского духовенства, прослуживших 20 лет, пользовались правами детей личных дворян и личных почетных граждан; им оплачивались суточные (в случае командировок) и почтовые расходы; выплачивалась пенсия; они могли быть награждены русскими орденами и медалями и т. п.
На Северном Кавказе, в отличие от Закавказья, централизованного управления местными мусульманами русские власти по политическим причинам не создали. Для удовлетворения духовных нужд мусульманского населения Кубанской и Терской областей (адыги, ингуши, черкесы, чеченцы и др.) имелись: старшие муллы (эфендии) и младшие, кадии и горские словесные суды.
Муллы состояли при мечетях, которые разделялись на соборные и квартальные. В соборной мечети по пятницам собирались все мусульмане поселения и читалась особая проповедь (хутба), в которой полагалось упоминать имя здравствующего правителя, что придавало ей важное политическое значение. Квартальная (пятивременная) мечеть служила местом ежедневной коллективной пятикратной молитвы мусульман одного квартала. Муллы соборных мечетей избирались на аульном сходе, а муллы квартальных – на сходе квартальном. Мулла должен был или выдержать испытание на знание шариата при горском словесном суде, или представить удостоверение о прохождении такого испытания при Закавказском Духовном Правлении суннитского учения. Только при соблюдении этого условия муллы утверждались в своих должностях начальниками Кубанской и Терской областей.
Муллы и кадии в этих областях Северного Кавказа, как и в других мусульманских районах империи, должны были удовлетворять духовные потребности местного населения, ведать метрическими книгами и т. п. Кадии являлись непременными членами горского словесного суда, единолично или при участии приглашаемых, особо уважаемых населением ученых мулл они решали брачные дела и проводили испытания кандидатов на духовные должности. Горские словесные суды в своем присутствии рассматривали и решали на основе норм шариата наследственные и опекунские дела и выдавали метрические свидетельства.
Метрические книги в этих областях Северного Кавказа, как и в Закавказье, велись муллами при приходских мечетях в двух экземплярах на арабском языке с обязательным засвидетельствованным русским переводом. По окончании календарного года (по русскому счету) оба экземпляра метрических книг препровождались для проверки кадию, затем один экземпляр возвращался мулле и хранился в приходской мечети, другой хранился в архиве суда.
Спорные вопросы религиозной жизни, обжалование решений кадиев или горских словесных судов передавались начальниками Кубанской и Терской областей или на заключение Оренбургского Магометанского Духовного Собрания, ведавшего мусульманами Европейской России и находившегося в Уфе, или в Закавказское Духовное Правление суннитского учения. По получении от этих высших мусульманских духовных инстанций необходимого правового заключения, начальники областей в свою очередь принимали свое положительное или отрицательное решение.
Деятельность мусульманского духовенства в Ставропольской губернии, как и на Кубани и на Тереке, также носила децентрализованный характер. Муллы и кадии здесь избирались местным мусульманским населением (ногайцы, туркмены и др.) и после соответствующего документированного испытания в вере утверждались местной русской администрацией. Мечети здесь, как и в других районах империи, строились на основании норм Устава Строительного, то есть на расстоянии не менее 100 саженей (1 сажень – 2,1336 м – Д. А.) от православного храма [17].
В отличие от других районов Кавказа, метрические книги в приходских мечетях Ставропольской губернии велись на татарском и русском языках. Вообще, в целом жизнь мусульман этой части Кавказа была достаточно тесно связана с Оренбургским суннитским муфтиатом. Последнее обстоятельство вызывало обеспокоенность властей, опасавшихся негативного, с точки зрения интересов империи, воздействия на мусульман Кавказа со стороны активизирующегося "заволжского татарского мира" [18].
На рубеже XIX–XX вв. империя Романовых вступила в эпоху "сумерок монархии" (А. Н. Боханов). Нарастание общественного, в том числе мусульманского, движения вызывало все большее беспокойство властей. В ходе первой русской революции был принят указ от 17 апреля 1905 г. о веротерпимости, где был сделан и обещан ряд серьезных уступок мусульманскому населению России [19].
Положение дел в российском мусульманстве обсуждалось в 1910 г. на специальном "Особом совещании", которое было созвано по инициативе Председателя Совета министров П. А. Столыпина. На нем была признана особо опасной "намеченная мусульманскими руководителями строго последовательная программа религиозного и культурного объединения всего мусульманского населения России на автономных началах под главою высшего духовного лица – совершенно независимого от правительства в управлении делами веры и школы" [20]. Каких-либо реальных решений по мусульманским делам "Особое совещание", однако, так и не выработало.
Через семь лет русская революция 1917 г. завершила историю монархии в России. Начался новый, качественно иной этап в истории российских мусульман, который в свою очередь закончился в начале последнего десятилетия XX века. Как в XX в., так и сейчас проблемы взаимоотношений российской власти и мусульманского мира, особенно на Кавказе, остаются весьма сложными. Представляется поэтому необходимым более пристальное исследование и осмысление опыта устройства отношений русского государства и ислама, который был накоплен в предшествующие периоды отечественной истории.
Дмитрий Арапов
Список литературы.
1. Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления. М., 1998.
2. Общий свод по империи результатов разработки первой Всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 г. Т. 2. Спб., 1905.
3. Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. Т. 19, 1770–1774. Спб., 1830. № 13996.
4. Цит. по: Арапов Д. Ю. Екатерина II и положение ислама и мусульман в Российской империи – Сподвижники Великой Екатерины. М., 1997. С. 4.
5. Министерство внутренних дел. Исторический очерк. 1802–1902. Спб., 1901. С. 153.
6. Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. Т. 28, 1804–1805. Спб., 1830. № 21817.
7. Присяга мусульман, поступающих в военную службу – Свод военных постановлений 1869 года. Ч. 2, кн. 6. Изд. 2-е. Спб., 1907. С. 54–58.
8. Смирнов Н. А. Мюридизм на Кавказе. М., 1963.
9. Правила для обучения горцев, подготавливаемых для службы в Собственном Его Императорского Величества конвое в Дворянском полку, составленные управляющим Главной Императорской квартирой генерал-адъютантом А. Х. Бенкендорфом в 1829 г. – в кн.: Петин С. Собственный Его Императорского Величества конвой. 1811–1911. Исторический очерк. Изд. 2-е. Спб., 1911. С. 61.
10. Аминов Д. А. Татары в Старом Петербурге. Спб., 1994.
11. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. 26. Отделение второе. Дополнение к т. 26, 1851. Спб., 1852. № 25830а.
12. Происхождение названия "мусульманское духовенство" в русской литературе было связано с попытками и русских властей, и многих отечественных авторов как-то обозначить тот слой мусульманского общества, который в русском сознании отнесен к служению Богу в формах христианской церкви. Неточность использования понятия "духовенство" по отношению к исламу, не имеющему церковно-иерархической организации, несомненна. В отечественной исламоведческой литературе представляется наиболее удачной попытка с целью сопоставления соответствующих слоев "христианского" и "мусульманского" обществ определить "духовенство" в мире ислама как "социальный слой, в функции которого входят сохранение религиозного знания и осуществление религиозного и морального руководства общиной единоверцев" – Ацамба Ф. М., Кириллина С. А. Религия и власть: ислам в Османском Египте (ХVIII – первая четверть XIX в.). М., 1996. С. 137.
13. Рыбаков С. Г. Устройство и нужды управления духовными делами мусульман в России. Пг., 1917.
14. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. 47. Отделение первое, 1872. Спб., 1875. № 50680.
15. Кильчевский В. Богатства и доходы духовенства. Спб., 1908.
16. Арапов Д. Ю. Неправославные религии в системе управления Российской империи – Государственное управление: история и современность. М., 1997.
17. Свод законов Российской империи. Т. 12. Ч. 1, Устав строительный. Спб., 1900.
18. Рыбаков С. Г. Указ. соч. С. 16.
19. О веротерпимости. Закон от 17 апреля 1905 г. М., 1905 (издание неофициальное).
20. Цит. по: Алов А. А., Владимиров Н. Г. Ислам в России. М., 1996. С. 52.
