Наследие татарских общин, проживавших на территории западной Украины, Беларуси, Литвы и Польши с ХIVвека, уже длительное время является предметом исследования историков, филологов, исламоведов и этнографов. Среди различных артефактов, известных до наших дней, особое место занимают так называемые кетабы (от арабского китаб – «книга») – рукописи Корана и переводы его смыслов, молитвенники, сборники поучений и др. Особый интерес вызывает тот факт, что в кетабах, помимо арабского и тюркских языков, использовались также славянские, записанные арабскими буквами с использованием специальных графем (для звуков «п», «ч», «ц», отсутствующих в арабском). Преимущественно использовался польский и белорусский язык, однако во многих случаях встречаются и «языковые смеси» (активное использование, к примеру, белорусизмов в польских текстах, реже добавления украинизмов, как показано в исследовании Ш. Акинер).[1]

По словам видной белорусской исследовательницы З.Канапацкой, в настоящее время в одной лишь Беларуси сохранилось более 40 татарских рукописей, среди которых и известный «Минский тафсир» 1686 года – старейший частичный перевод смыслов Корана на славянский язык (польский с частыми включениями белорусской лексики). Десятки рукописей «западных татар»[2] хранятся в библиотеках и частных коллекциях России, Литвы, Польши, Германии, Великобритании и других государств.[3]

Несмотря на то, что в Украине также существовали поселения этой этнической группы, рукописных памятников здесь почти не сохранилось: по данным польских исследователей А.Дрозда, М.Дзекана и Т.Майды, известен лишь один кетаб из коллекций Львовской национальной научной библиотеки им. В.Стефаника, представляющий собой сборник молитв и выдержку сур из Корана (хамаил, что можно перевести как «книга, носимая с собой»).[4] Как свидетельствует исследование Л.Дзендзелюк и Л.Тимошенко, этот хамаил был переписан в 1808 году в селении Кошолы (ныне Люблинское воеводство Польши) и в свое время принадлежал украинскому шляхтичу и ориенталисту Вацлаву Жевускому (1785–1831 рр.).[5] Впервые на эту рукопись обратил внимание львовский востоковед Я.Полотнюк.[6] Хранящиеся же манускрипты Корана и других исламских текстов в Национальной библиотеке Украины им.В.И.Вернадского и других книгохранилищах относятся преимущественно к созданным в Крыму и других регионах, то есть представляют уже совсем иную традицию копирования священной книги мусульман.[7]

В связи с указанными выше фактами, особый интерес представляет арабская рукопись Корана, обнаруженная еще в 1992 году в городе Остроге Ровенской области (Украина). Поскольку ранее рукопись не была предметом научного исследования, настоящая статья является первой работой, посвященной этому без преувеличения уникальному для Украины тексту.

Прежде чем перейти непосредственно к описанию рукописи, следует обратить внимание на исторический контекст ее появления. Как уже было показано нами в иных работах, первые татарские поселения в Остроге и близлежащих регионах появились в XVIвеке, преимущественно из пленных ногайских и крымских татар. Согласно историческим документам того периода, уже в 1565 году в Остроге действовала мечеть; десятки татарских дворов упоминаются и в «Актах раздела Острога» между сыновьями князя Василия-Константина Острожского (1603 и 1621 год). О сотнях живущих в Остроге и соседних населенных пунктах Волыни (Полонное, Староконстантинов, Майдан-Лабунь) татар повествуют и позднейшие документы («Osiadłość miasta Ostroga anno 1708») и «Генеральное описание Волынской губернии» (составленное около 1800 года). Наконец, еще в 1911 году в Волынской губернии (с.Ювковцы, ныне Хмельницкой обл. и г.Острог) проживало около 340 мусульман, действовала мечеть и библиотека, а имам утверждался Таврическим духовным магометанским правлением.[8] Судя по всему, татарская религиозная община Острога существовала до начала Второй мировой войны.

Рукопись Корана, хранящаяся в Острожском государственном историко-культурном заповеднике (шифр КН 20366/VIР – 2477), была приобретена в 1992 году местными краеведами М.Позиховским и М.Бендюком у семьи уже немолодых острожских татар. Как удалось разузнать краеведам, в свое время рукопись хранилась в острожской мечети вместе с другими книгами, а уже далее стала семейной реликвией. По словам владельцев, продажа рукописи (за символическую стоимость в 300 карбованцев, не превышающую, по тогдашнему курсу, нескольких долларов) местному заповеднику, была вызвана желанием сохранить важный документ для будущих поколений. Некоторое время манускрипт Корана пребывал в экспозиции местного музея, а в дальнейшем был отправлен на хранение в фонды, где и представилась возможность с ним ознакомиться.

«Острожский Коран» переписан на тряпичной бумаге местного производства с синеватым оттенком, имеющей размеры 19 (длина) на 14 (ширина) сантиметров. 114 сур, а также молитва (дуа хатм шариф, то есть мольба хатм аль-Кур’ан, возносимая после завершения рецитации всех сур Корана) изложены на листах, собранных в 19 сшитых тетрадей, каждая из которых содержит до двух десятков страниц. Часть тетрадей, вследствие износа, разорвана на отдельные листы. Обложка из тонкой кожи сохранилась в целом неплохо; поля некоторых страниц оборваны, попадаются пятна, однако отсутствия листов не обнаружено (за исключением нескольких страниц приконцевой молитвы, от которой сохранился только первый лист).

Традиционно для кетабов, текст Корана вписан в красную рамку, содержащую (на каждом листе) по 15 строк. Нумерация и страниц, и аятов отсутствует; аяты отделены друг от друга большими красными точками. Проставлены и знаки паузации: так, обязательная пауза обозначена красным значком, напоминающим арабскую букву та, а отсутствие паузы – горизонтальной красной черточкой. Текст Корана в целом, написанный черными чернилами, имеет форму почерка насх со специфическим наклоном, характерным для кетабов западных татар.

Заголовок каждой суры отделан дополнительными красными рамками и также записан красными чернилами. После названия суры обычно следует указание числа аятов на арабском языке, однако в заголовки некоторых сур включен текст последнего аята предыдущей суры (полностью или частично): так, за словами сура Ибрахим (сура 14)следует традиционный салям (’алайхи с-салам, «мир ему!») и выражение ’инда-ху ’илму ль-китаб («у Него – знание книги»), уже записанное черными чернилами. В 30-ой суре, например, заметна аналогичная особенность: после заголовка (сура ар-Рум) черными чернилами записано уа инна Ллага ла-ма’а ль-мухсинин («воистину, Аллах – с праведными»). Многие суры, впрочем, не содержат таких включений (сура «Корова», сура «Марьям», где добавлен лишь салям, многие из мекканских сур). К заголовку предпоследней суры (113) черным добавлено слово ахад, отсутствующее в основном тексте четвертого аята суры Аль-Ихляс. По всей видимости, включение последнего аята предыдущей суры в заголовок следующей вызвано чисто техническими причинами – текст не вмещался в строку и, дабы не прерывать чтения, был вписан уже в заголовок следующей суры (с использованием черного чернила для отличия).

Интересно, что, за редким исключением, переписчик не использует принятую в арабском концевую та марбута, а предпочитает обычную та, как в тюркских языках. Слова в некоторых аятах слитны, отдельные буквы трудно отличить друг от друга (гайн и фа, к примеру), хотя в целом текст довольно аккуратен и разборчив. Эти особенности также характерны для кетабов в целом, поскольку в период XIXвека хорошее знание арабского уже было редкостью среди западных татар.

Интерес вызывают и поля рукописи. На них присутствует нумерация джузов, записанная по-арабски (красными чернилами) и продублированная арабской надписью на польском (черными чернилами). Добавлены и цифры, но уже другим почерком. Представлены и дополнительные пометки (нисф калям Аллах, «середина Божьего слова» напротив 18-ой суры, места земного поклона – саджда и др). В некоторых местах попадаются и выписки из Корана. Толкования или попыток перевода самого текста Корана, встречающихся в других кетабах, рукопись не содержит.

К последней суре примыкает и небольшая ритуальная формула, обыкновенно возглашаемая сразу после завершения чтения Корана (не обязательно полного, как в случае с вышеупомянутой молитвой хатм аль-Кур’ан). Она озаглавлена сура садака Ллагу ль-Азым и содержит следующие арабские слова (без огласовок): бисми Лляхи р-рахман ар-рахим, садака Аллаху ль-азым, уа садака расулу-гу ль-карим, уа нахну ’аля залика мина ш-шахидин [неразборчиво]субхана раббу-ка раббу ль-’иззати ’амма йасифун, уа с-саляму ’аля ль-мурсалин, уа ль-хамду ли-Лляхи рабби ль-’аламин («Именем Аллаха, Милостивого, Милосердного! Правдив Великий Аллах, правдив благородный Посланник его, и мы этому свидетели […] Пречист Господь твой, Господь могущества, от того, что приписывают Ему, мир посланным, хвала Аллаху, Господу миров!»).

В самом конце рукописи, как уже упоминалось, содержится ду’а хатм аль-Кур’ан. Рифмованный текст именно этой молитвы, включающей, среди прочего, слова Аллахумма такаббаля мин-на хатм аль-Кур’ан уа таджауваз фи-на ма кана фи тиляувати-хи хатта-ин уа нисйан («Господи! Прими от нас завершение чтения Корана и избави нас от ошибки или забывчивости в нашем прочтении») можно обнаружить и в рукописях, созданных в других регионах исламского мира. Например, в Мичиганском университете (США) сохраниласьосманскаярукопись конца XV– начала XVIвека, предположительно созданная в Стамбуле и содержащая практически идентичный острожскому текст молитвы хатм аль-Кур’ан.[9]Совпадение вполне закономерно, поскольку кетабы западных татар восходили именно к османской традиции переписывания Корана (также представленной в Крыму).Лист с окончанием этой молитвы из острожской рукописи, впрочем, обнаружить не удалось.

Особый интерес вызывают преимущественно польские и украинские надписи на начальных и конечных страницах рукописи, записанные, как это обычно делали западные татары, арабскими буквами. Их удалось прочитать лишь частично. Так, в верхней части первого листа можно разобрать (в кириллической транслитерации) «[...] в конци гетую дуа написавши [...]». Далее следуют традиционные формулы на арабском: бисмилля, шахада, субхана Лла, 10 раз йа Аллах («о Аллах!»), 2 раза йа Рабб («о Господь!») и, в самом конце, ин ша’ Аллаху Та’аля («если пожелает Аллах Всевышний»). Ин иша’ записаны как одно слово. Также первая страница содержит молитву, состояющую из арабских и предположительно славянских слов; в силу потертости бумаги, разобрать ее целиком сложно, однако из некоторых выражений ясно, что это молитва перед чтением Корана, в которой чтец декларирует искренность намерений (халис-ан мухлис-ан ли-Лляхи) и просит благословить Пророка Мухаммада (салават). Читаются отдельные польские и украинские слова, записанные арабицей (научен – «обучен», цилага – «целого»).

Несколько разборчивее оказалась выполненная и арабицей, и латиницей надпись после молитвысадака Ллагу ль-Азым, расположенная в нижней части страницы. В самом начале используются два арабских слова (сахиб и малик, означающие «собственник» или «автор», а в данном контексте, очевидно, переписчик). После них арабицей можно разобрать следующее (в кириллической транслитерации): ибн Адам ’Али Мустафа… Писаны Кур’ан року тыщонст двести девятнащего од… Мухаммада Пророка месьонца Зу ль-Ка’да девьонтего дня од ’Исы Пророка. Далее, после паузы, следует слово (или два) наподобие остри/лава  илиоскри/лава («о» передано через алиф и вав), а после того – четкая надпись на латинице: Roku1804 MesiacaAprilaDnia9, то есть «Года 1804, месяца апреля, дня 9». Итак, Коран переписал некий Адам Али Мустафа, завершив свою работу в месяце зу ль-кыда 1219 года по хиджре (9 апреля 1804 года).

Место переписки рукописи не указано, однако исходя и из бумаги, и из истории находки, это вполне мог быть сам Острог или близлежащие села, где компактно проживали татары. Именно здесь в ХІХ веке находилась, по всей видимости, единственная действующая на Волыни (северо-запад Украины) мечеть. Интересны, впрочем, паралели между «Острожским Кораном» и кетабами того же периода из Беларуси: так, Коран из Новгорудка (Гродненская область, Беларусь), переписанный в первой половине ХІХ века, также обрамлен в красную рамку, использует красные точки для разделения аятов и аналогичные знаки паузации.[10] Это позволяет судить о культурных и религиозных связях между мусульманами Острога и их единоверцами из Беларуси, Польши и Литвы, указывая на единство письменной традиции.

Среди страниц рукописи обнаружились и две «закладки». Первая из них представляет собой небольшую бумажную вырезку, на обеих сторонах которой заметны фрагменты текста. На одной стороне можно разобрать несколько раз повторяемую бисмилля («Во имя Аллаха!»). Можно прочитать, среди прочего, ’иша’ фи бисми Лля… субх фи бисми Лля, т.е. «вечер (или: «вечерняя молитва») с бисмилля, рассвет (или: «рассветная молитва») с бисмилля». На оборотной стороне, по-видимому, текст уже на польском либо украинском, записанный арабицей – различимо, например, слово загукав («начал звать», «обратился»). Вторая «закладка» – лист из неопознанного печатного издания, содержащего три суры из Корана (105, Аль-Филь – частично, 106, Курайш, 107, Аль-Ма’ун), а также молитвы на османском языке. Эти детали также важны, поскольку, отметим, иных следов письменной и религиозной культуры острожских татар (за исключением уже заброшенного кладбища) не сохранилось.

«Острожский Коран» оставляет еще целый ряд вопросов для дальнейших исследований. Однако, исходя из изложенных выше фактов, уже сегодня можно утверждать, что рукопись представляет из себя уникальный памятник религиозной традиции западных татар. Помимо того, что текст, по всей вероятности, был переписан именно в Остроге или его окрестностях, манускрипт остается единственной известной рукописью Корана, созданной на Волыни (да и, по всей видимости, западной Украине в целом). Дальнейшее изучение текста и поиск новых рукописных источников может открыть перспективы для более глубокого знакомства с историей ислама в регионе Волыни, Галиции и Подолья.